Road to Mandalay. Послесловие.

Май фейфорит ридинг оф зис поэм.

А ведь он не вернется туда. Нет, у него будут деньги (отставные и плюс кубышка с жалованием), которые он там, в Англии, не прогуляет; и желание, по-настоящему искреннее, идущее от самого сердца, вернуться на ту реку с колесными пароходами и слонами тягающими бревна, в тот храм с Буддой и колоколами, к Супиялат, не той конечно, та давно уже старуха, к молоденькой с таким же именем, которую там непременно найдет.

Будет куплен билет на пароход, но последней остановкой станет Аден. Он сойдет туда якобы осмотреться и подготовиться к последнему броску на Бомбей, где можно сесть на поезд до Калькутты, а откуда до Мандалея рукой подать. Поселится в какой нибудь меблирашке, через несколько дней заметит что перестали ныть ревматоидные ноги (сухой климат), потом пристрастится к кхату, а может и опиуму. Устроиться подрабатывать в какой-нибудь местной белой конторке посыльным или еще где помельче, свяжется с какой-нибудь индуской или китаянкой, начнет жить с ней. И до своей смерти от передоза, а может и от ломки, или ножа под ребро, он будет ходить в порт и узнавать о пароходах на Бомбей и Рангун, куда непременно поедет, на следующий месяц, сезон, год.

А все потому, что тогда, в солдатской молодости, по дороге в Мандалей, в удушливой тропической жаре с полчищами москитов, с непривычной обжигающей едой, тухлой водой и скверным пивом, он мечтал о Лондоне. Там, где живут нормальные Джуди и Мэри, а не эти смуглые малорослые обезьяны, с которыми спишь лишь по нужде, нормальная выпивка, а не то пойло, что выдают здесь, нормальный табак, а главное свежий ветер и отсутствие убийственного зноя.

По настоящему вернуться на Восток хотят лишь те кто там родился. Остальные хотят лишь миража прошедшей молодости. Оруэлл и Моэм это отлично поняли.